Из письма очевидца гибели Александра Сагановского: «У меня, к сожалению, совершенно нет фото тех лет. На аэродроме Гудаута я служил срочную, был молодой. Какие могли быть тогда фотографии, да и «старики» фотоаппарат бы сразу изъяли. Поэтому могу только рассказать, без всяких приукрас, всё, что видел своими глазами. Эту же история опубликована мною на форуме сайта «avia.ru». Писал я, конечно, больше о себе, нежели о Сагановском, но, может, хоть что-то поможет и Вам... Прочтёте, если будут вопросы - задавайте, я с удовольствием отвечу». /17.01.2008г. Доровских Сергей Борисович, E-Mail: SDorovskih@RT.RU/

Везучие землекопы

На аэродроме Гудаута я служил срочную службу с конца августа 1987 года по апрель 1989 г. в 3-ей эскадрилье в/ч 74545. Призывался с Одессы, потом полтора месяца провёл в учебке в Азербайджане (городок Кусары), где обучился специальности механика авиационного вооружения, а затем был направлен в полк. С первых дней службы на аэродроме Гудаута запомнился случай с всеобщей боевой тревогой по полку, устроенной в связи с залётом на нашу территорию вражеских самолётов со стороны Турции, кажется F-15. Шухер тогда поднялся неимоверный. Кто в чём - неслись на аэродром, кто на машинах, кто бегом, кто из городка, кто с пляжа (был выходной день), лётчики в спортивных костюмах запрыгивали в кабины Як-28 (на тот момент август-сентябрь 1987 года в лётной части на вооружении были только эти машины, с сентября начали прибывать новые СУ-27). Вся вакханалия продолжалась около двух часов, пока не дали отбой. Самое интересное, что ни один наш Як-28 тогда так и не взлетел, завёлся, по-моему, всего один самолёт, помню, как из него вылетели заглушки, впопыхах их забыли снять с двигателя, народ разбегался от них в разные стороны, чтобы не пришибло.

Где-то в середине сентября начали прибывать Су-27. Пригоняли их из Комсомольска-на-Амуре наши же лётчики. Буквально в течение несколько недель сформировали сначала одну, а потом вторую эскадрильи, а мою 3-ю, по-моему, только ближе к зиме. С первых же дней прибытия новых самолётов начались полёты, почти каждый рабочий день. В силу того, что мы были новобранцами, к полётам нас не привлекали, и занимались мы самым распространённым в армии занятием - рыли землю. В середине октября 1987, как раз это было 13 октября 1987 года, меня и моего одногодку-сослуживца Николая Калиниченко (надеюсь, не перепутал фамилию) направили рыть яму в зону №1 аэродрома под столбы освещения. Столбы предполагалось устанавливать на капонирах. Вот на этом капонире мы с Колей не очень дружно (копать я не любил) рыли эту злополучную яму. Я по большей части бегал за забор, за виноградом, подкармливая себя и копающего Колю. Рыли мы эту яму весь день, около 18:00 начались полёты, на тот момент они, кажется, были смешанные, летали одновременно и Су-27 и Як-28. Около 19:00 Коля начал уговаривать меня заканчивать работу и топать в солдатскую столовую на ужин. Идти не хотелось, обязательно попадёшься на глаза «старикам», которые будут заставлять что-то делать, откажешься - бьют. Битым в тот день быть очень не хотелось, и я лежал рядом с ямой и как мог, отговаривал Колю от похода в столовую. Но к 19:30 - 19:40 я сдался под напором оголодавшего сотоварища, и мы, побросав в яму наши лопаты, двинулись питаться.

Пройдя метров 150-200, перед воротами выхода из зоны сзади услышали какой-то гулкий удар-хлопок, взрыва не было, не знаю почему. Обернулись и обалдели, на капонире вспышка, гриб дыма и пламя огня... Мы развернулись и побежали к этому месту, сразу поняли, что горит самолёт, но не сразу въехали, откуда он тут взялся. Мало того, на тот момент мы ещё не врубились, что это тот самый капонир, с которого мы спустились буквально 30-40 секунд назад. Первые минуты я остолбенело стоял и судорожно размышлял, почему же не выскакивают из кабин лётчики, за силой огня сразу не разобрал, что горит Су-27, думал Як-28 двухместный, видимо, сработало в голове - новый самолёт упасть не может.

Стояли мы так у горевшего самолёта в 20-30 метрах, ближе было горячо, и не знали, что нам делать. В зону со всех концов стали сбегаться люди. По бетонке начал растекаться горящий керосин, минут через пять вдруг - хлопок в огне, из огня вылетает кресло с пилотом, за ним вытягивается, почти полностью сгоревший парашют, взлетает метров на 40-50 и падает на бетонку рядом с нами. Зрелище, конечно, ужасное... Кресло перевернулось на спинку, лётчик весь дымится, куски одежды, лицо чёрное, глаз не видно, ноги торчат вверх, уже обгоревшие и со следами крови, с одной ноги в сторону отлетел кроссовок, помню, очень удивился этому, считал, что на лётчиках должна быть специальная обувь для полётов. С какими-то людьми попытались понять, жив ли лётчик, но сразу было видно, что не дышит, попытались отстегнуть ремни, кто-то крикнул - Не трогать!!! Отошли, поняли, что помощь уже бесполезна... Ещё минут через пять подъехал командир части, и тут стали взрываться боеприпасы авиационной пушки внутри горящего самолёта. Жахало очень сильно, минут 10, народ начал разбегаться в разные стороны подальше, все присели.

Попозже место аварии начали оцеплять, мы ещё сколько-то постояли оцепенело, затем побрели в казарму или на ужин, не помню, состояние было подавленное. Только поздно вечером, немного придя в себя, вдруг понял - Коля, мой сослуживец и впоследствии добрый товарищ, просто спас нас своими мольбами об ужине. Не уйди мы тогда с капонира - тяжело сказать, самого момента удара я не видел, но думаю, что ничего хорошего бы не было, самолёт левым крылом лежал на яме, которую мы с ним рыли, вряд ли бы успели отскочить...

Утром следующего дня, или может через день, мы с Колей побрели туда же в первую зону, старшина сказал, что лопаты надо забрать, иначе нас ждет «долгий и полный цугундер», старики вслед пообещали ещё чего-то недоброго. Помню, обломки самолёта уже убрали, место оцеплено лентой, стоит караульный. Кое-как уговорили его пустить нас наверх к вырытой яме. Заглянули, - ура, - есть лопаты, но тут же разочарование - они без черенков, сгорели полностью. Забрали оставшиеся железки, пошли назад, вытачивать из подручных средств черенки и счищать копоть. Поняли тогда окончательно - задержались бы на том месте ровно на одну минуту - очищали бы от гари наши кости... Неприятно...

Затем была церемония прощания в фойе воинского клуба. Нас опять, как самых молодых поставили в караул возле гроба. Опять оцепенение, хорошо помню лицо несчастной жены, которая постоянно плакала, рядом мама или тёща, ещё кто-то... Музыка, какой-то короткий митинг, далее всё смутно, гроб с телом увезли на родину.

Потом уже рассказывали - поломка лопаток правого двигателя вследствие применения обычной, а не огнеустойчивой проволоки для контровки крепёжных болтов, потеря тяги на взлёте и затем падение... Для меня всегда стоял вопрос: Почему Сагановский не катапультировался, говорят, понял проблему сразу на отрыве от взлётки, и у него было 4-5 секунд, почему не воспользовался??? Тогда говорили, что в тот день он сильно поссорился с женой, но думаю, что это были просто слухи...