1.
Про наших уважаемых наставников, преподавателей, командиров
«Сурис,
Пуриц и Эндека — три великих человека!» - кто из курсантов
того, первого десятилетия училища, не помнит эту поговорку!
Мы и не задумывались, что
есть на свете ещё и какие-то национальности, которые надо
ненавидеть, или хотя бы не любить.
У меня в Николаевке был инженер
АЭ — Иосиф Абрамович Басович. Его не просто уважали подчинённые
— его любили. Неугомонный, трудолюбивый, ОЧЕНЬ дисциплинированный,
с окончания училища и по дембель - в Николаевке. Работа
горела у него, такого же отношения он требовал от всех.
Наша АЭ могла существовать
отдельно от полка в автономном режиме — у нас было всё своё,
даже вода из скважины. Он серьёзно говорил, рассерчав, об
отношении к службе кое-кого из нас: «Да я — самый русский
среди вас всех!» Так оно и было.
Абрамыча знали по всему Союзу.
Как-то, в Шауляе, меня спросили, ставя печать в командировочное
— «А Николаевка — это где Басович?» (!) А уж в Н-ске он
брал запчасти на Сушку под честное слово, привозил просто
в поезде, что мог!
Казусь и Курьйоз — просто
прелесть из толкового словаря. Тоже соратники нашей курсантской
юности.
На кафедре СД преподавал конструкцию
Яка подполковник Майхер. А двигатель — майор Евстафьев.
У него была привычка: показывая на движке какую-нибудь деталь,
он запускал внутрь движка указку и говорил: «А вот ЭТО -
(после чего следовала продолжительная, оглушительная долбежка
указкой в эту деталь, с надеждой прочнее вбить в наши мозги
её название) — ЭТО – проставка». Надо сказать, что на этой
кафедре особой дружбы между преподавателями не наблюдалось.
И вот как-то раз в ангаре на сампо я взял указку, засунул
её глубоко в движок, и пародирую перед нашими майора Евстафьева:
«А вот ЭТО — др-р-р-р, др-р-р, др-р-р-р, др-р-р-р — ЭТО
- проставка!» Внезапно сзади раздаётся ну просто гомерический
хохот! Майхер подошёл и всё видел. Мне показалось, что ему
эта пародия сильно пришлась по душе.
На инструкторских курсах,
уже лейтенантам, он с грустью говорил нам: «Не понимаю,
почему лётчики, только за ворота части, в командировку,
госпиталь, или ещё куда, — сразу стараются нажраться?» (а
действительно — почему?) Загадка сия великая есть!
Над всей Челябою - безоблачное
небо.
Осенью 89 года погнал я с
Юркой Мелешко пару Сушек в Шауляй с заданием забрать оттуда
назад уже отремонтированную пару. Садимся в Челябе, я сруливаю
с полосы, а РП говорит: «Рули на заводскую стоянку!» «Да
нет, - отвечаю, сейчас заправимся и дальше пойдем». «Заруливай,
куда сказал!» - уже кричит РП, видя, что я могу прорулить
сверток на завод. Ладно, свернул. «Юра, слышал? Рули за
мной».
Остановился на стоянке, выключил
движки, оборудование, поднимаю фонари. Вместе с ветерком
в кабину врывается частое щёлканье лючков на моём самолёте!
Техники со всех сторон облепили мой борт и ловко раскручивают
его на части! Кричу им прямо из кабины: «Уроды! Вы что творите?
Мне же сейчас дальше идти!» В ответ слышу деловитое: «Вылезай,
никуда не полетишь».
Завод в Челябе стоял без работы.
Когда они узнали, что через них идёт пара на Шауляй, то
позвонили Главному инженеру ВВС и, пока мы шли от Николаевки
до Челябы, договорились оставить пару на ремонт у себя.
Потом пришёл начальник ЛИС,
извинился за то, что теперь нам придётся скитаться до Шауляя
по поездам и самолётам, и дал денег на дорогу с условием,
что вышлю потом ему билеты для отчёта. На том и расстались,
но решили учесть это обстоятельство и компенсировать моральные
потери и бытовые неудобства. Решили махнуть в Питер.
Там сняли частную квартиру и пару-тройку дней ходили по
концертам, театрам, музеям.
По
прибытии на завод облетали пару, но обнаружились недоделки,
отказы, и мы на неделю заторчали в прекрасном прибалтийском
городке, с хорошими барами и кабаре.
Стоим с Мишкой Синельниковым
перед костёлом, любуемся старинной архитектурой. Холодно,
с моря ветер гонит морось. Мы закутались в воротники демисезонных
курток, руки — в карманах. Слышу - сзади кто-то лопочет
просительно на местном наречии. А мы-то на нём — ни бельмеса,
ни гу-гу! Надо что-то делать. Оборачиваюсь. Стоит создание,
предположительно женского рода, всклокоченные волосы, под
тощим плащиком — ни шарфа, ни свитера. И, что поразительно,
на посиневших от холода ногах — летние сандалии без всяких
признаков носок! Я в замешательстве говорю первое, что пришло
на ум: «Нихьт ферштеен». И отворачиваюсь. Сзади опять раздаётся
какое-то индюшачье лопотание с просительными нотками. Оборачиваюсь
и говорю внятно, с разделениями, как можно более убедительно:
«Нихьт фер — ште — ен!»
И тут происходит невероятное
превращение! Создание гордо откинуло голову, глаза его сверкнули,
оно подбоченилось, оттопырило в сторону ножку и презрительно
изрекло на чисто русском: «Ну и Х-ЁВО!» (может, папироску
просило)
Потом встали на заявку на
Воронеж.
Приходим утром к диспетчеру
— «Добро» есть? - Не принимают, топлива нет на вашу заправку.
На второй день — сильный боковой
ветер.
На третий день — нет места
на стоянках.
На четвертый — пригорела каша.
На пятый — обосрались дети.
А обойти Воронеж - никак,
в плане перелёта другой маршрут не указан. Талоны и деньги,
как водится, на исходе.
На шестой (в субботу) говорю
диспетчеру — связь с командующим есть? Есть — отвечает,
и с недоверием смотрит, как я беру трубку.
Дальше происходит следующее:
«Товарищ Командующий, говорит гвардии майор Захаров. Воронеж
под разными предлогами не принимает мою пару вот уже вторую
неделю».
- Подожди... (кладёт трубку
на стол, щёлкает кнопкой селектора, а я слышу в трубку его
разговор)
- Дежурный генерал!!! Почему
Захаров сидит неделю в Шауляе??!!
Только мы вернулись в гостиницу,
звонит перепуганный диспетчер — вам «Добро» есть. Но дежурный
генерал дал на взлет 15 минут!
Ну, это мы проходили! За пятнадцать
минут мы и до канадской границы успеем на карачках!
Но воронежцы отыгрались. Прилетаем, а там — ни ДСЧ, ни ТЗ,
ни тягача для буксировки. Встали сами на свободное место,
отловили тэзуху, затолкали самолёты, подготовили к взлёту.
И — заторчали ещё на неделю — в связи с наступающими «ноябрьскими»
полёты и перелеты забили.
Зато на праздничной демонстрации
воронежские бонзы имели неудовольствие узреть с трибуны
четвёрку обросших камуфлированных вояк, которые с нестройными
криками «Ура», но зато стройными рядами, не спеша, прошлёпали
мимо них под сенью стыренных где-то флагов (честно, просто
прикалывались от безделья)
Пришли
в Кустанай, я сразу к начальнику гарнизона, выгребаю остатки
мелочи на ладонь. Молодец он оказался, дал приказ кормить
и разместить в гостинице бесплатно. Наутро опять беда –
в Николаевке нет погоды! Звоню Бойко, упрашиваю дать погоду
на часок по нашему минимуму, лишь бы взлёт дали, а дома
мы по любой погоде сядем. Дают добро, взлетаю. На скорости
280 ревёт сирена, лампа горит – пожар на двигателе! Время
останавливается, а мысли, наоборот, ускоряются. Может, взлетать?
Тогда прыгать придётся! А прыгать нельзя, в патронном ящике
полная канистра спирта припасена. Да и надёжный самолёт
оставлять и выходить в небо – лучше не надо. Ладно! РУД-ы
– на МГ, горящий движок – на «стоп». Кнопку пожарогашения,
тормоза, ТП. Сигнализация прекратилась (В Кустанае аэродром
– совместного с ГА базирования, сзади по глиссаде садился
ТУ-154, поэтому второй движок на «стоп» не поставил).
Срулил с полосы на магистральную,
второй движок на «стоп», выключаюсь, фонари на открытие.
А они отошли вверх сантиметров на десять и стоят. Стало
слышно, что сзади трещит. Генка – говорю, горим. Встали
ногами на кресла, спиной отжали фонари и спрыгнули на бетонку.
Подскочил «Ураган» гражданский, залили пеной жопу самолёта.
Тушка рулит мимо - все пассажиры прилипли к иллюминаторам.
Не каждый раз такое увидишь! Мы, погрустневшие, побрели
на КДП – не удалось домой уйти! А в Кустанае рулёжка с изрядным
горбиком. Из-за горбика показывается понемногу военная пожарная
машина, стоящая на месте. Подходим – сидят два солдатика,
машина работает! А что вы не тушили? – спрашиваю.
Страшно! – отвечают.
Чёрт с вами, пришли на КДП.
На крыльце сидит РП и нервно курит папироску. Извините,
говорю, я не хотел! Да ладно, отвечает. Вот месяц назад
эскадрилья Миг-31 летела на восток, так у них один на ВПП
остановился – топливо кончилось, другой сел до полосы –
тоже топливо кончилось, третий катапультировался над ближним
приводом – топливо кончилось, четвёртый бросил самолет на
дальности семь, тот в речку упал. Вот это было да! А что
- ты?
20.02.2009г.
Игорь Захаров
|