1. Как я оказался в Сибири.

Несмотря на то, что я был теплолюбивым, и с трудом вытерпел алтайские зимы, после окончания училища мне снова пришлось ехать в Сибирь. И случилось это благодаря моим способностям к рисованию, доставшимся по наследству. Художники в армии всегда были в цене. Так что сразу, как только я оказался в стенах училища, меня надёжно и туго запрягли на художественно-оформительскую работу. И хотя от рисования была своя польза, тем не менее, за четыре года мне так это надоело, что я решил для себя – буду как все, ничем не выделяться. Но снять этот хомут можно было только при условии, что после выпуска я окажусь так далеко, что никто из нового окружения не будет знать о моих способностях.

А началось всё ещё с абитуры, когда на прямой вопрос, заданный старшиною перед строем, я по простоте душевной честно сознался в своём умении. Потом к середине первого семестра меня заприметил и взял в свой оборот начальник УЛО. У него очень хорошо получилось сразу убедить меня в том, что от моего рисования всем будет лучше, чем от музыки. Потому что музыку на стенку не повесишь. Пришлось уйти из нашего курсантского вокально-инструментального ансамбля и стать специалистом узкого профиля. В то время как завершилось строительство нового четырёхэтажного учебного корпуса, и чётко обозначилось поле моей предстоящей деятельности до окончания учёбы. Начиная с читального зала библиотеки, пришлось приложить руку ко многим живописным полотнам, размером во всю стену от потолка до пола на каждом этаже учебного корпуса. Работал я всегда в паре с товарищем по несчастью – курсантом из нашего классного отделения Юрием Аксёнчиковым. Он специализировался на портретах, а я на всём остальном, что было вокруг них. И этим делом мы занимались в теоретические семестры, чуть ли не ежедневно после обеда, вместо того, чтобы, как положено – ходить на самоподготовку и закреплять знания.

В учебных полках меня так же нещадно продолжали эксплуатировать начальники всех мастей, и к концу учёбы я стал серьёзно подумывать о том, чтобы выйти из стен училища глубоко законспирированным художником. Перспектива в будущем стать штатным чертёжником полка меня никак не устраивала. Ведь в молодости так хотелось романтики. И потому, чем ближе были выпускные экзамены, тем чаще я задумывался над вопросом: «Что делать, чтобы остаться художником только в душе?» И когда перед самым началом выпускных экзаменов я случайно узнал, что на меня уже были сделаны заявки из учебных полков, то решил, что нужно срочно принимать меры, иначе будет поздно. И тут у меня неожиданно созрел план.

Идея пришла ко мне неожиданно, и, проработав её в деталях, я приступил к её реализации. Подробно об этом нужно рассказывать в отдельной теме. Скажу просто, что свой план мне удалось осуществить благодаря увлечению психологией. В конечном итоге я добился своего, и у меня появилась реальная возможность выбрать по желанию место своего распределения. Когда прошёл слух о том, что получена разнарядка в Дальнюю Авиацию, то, конечно же, я не задумываясь, выбрал для себя только этот вариант. «Вот где настоящая романтика!» - с радостью в душе думал я тогда, мечтая о будущем. Тем более, что мне удалось добиться, чтобы в моей служебной характеристике не были отмечены заслуги в художественном деле.

Согласно разнарядке, нужно было отобрать заранее 12 человек «счастливчиков», чтобы успеть подготовить документы на получение специального допуска к секретной работе. Реализовав свой план, я оказался в этой группе. Но самое интересное было в том, что конкретное место службы никто из нашей группы заранее не знал. И только на выпускном вечере, когда нам вручили конверты с предписаниями, я увидел точный адрес.

Вытащив из конверта заветный листок, я прочитал первую половину названия места службы, и обрадовался: «О! Смоленский корпус!». Смоленск - это Европа. Как же мне повезло!» Потом прочитал дальше. А, дальше была написана станция назначения: «Город Иркутск». И тут я осознал, как мне действительно «повезло», - ведь я попал в Забайкальский Военный Округ. А это ещё дальше «СибВО».

2. «ЗабВО» - забудь вернуться обратно!

Сокращённое название Забайкальского Военного Округа - «ЗабВО» среди военных в шутку расшифровывалось так: «Забудь Вернуться Обратно». Потому что те, кто попадал туда, как правило, оставались там служить очень надолго, а то и вообще навсегда.

Так случилось, что за первые пять лет после выпуска трое моих бывших сокурсников, с которыми я был наиболее близок в курсантские годы, и которым также «посчастливилось» попасть в ЗабВО, - ушли оттуда навсегда… в «мир иной». Они действительно оттуда не вернулись обратно. Это Юрий Аксёнчиков, Сергей Митрошкин и Юрий Батенёв.

По месту рождению я вправе считать себя сибиряком», - чулымский я. Но из Сибири ещё в раннем детстве меня родители привезли в тёплые края - на Украину. Мои школьные годы до восьмого класса прошли там, в городе Кривой-Рог. Потом с восьмого класса и до окончания школы мы жили в столице Киргизии, солнечном Фрунзе. Откуда я и уехал поступать в лётное училище. Там я каждую зиму с грустью вспоминал про тёплые края, и проклинал в душе алтайские морозы, я в шутку называл себя «человеком с юга». Поэтому переезд на поселение к первому месту службы в холодную Сибирь я воспринимал как настоящую трагедию в своей жизни. Но на кого мне нужно было обижаться, если эту «ссылку» для себя я сам же и организовал. Утешало немного то, что всё у меня в жизни складывалось ну прямо как у Ленина, - ведь его тоже в возрасте 21 года отправили в первую сибирскую ссылку.

3. Начало службы.

Поздней осенью 75-го года мы, выпускники Барнаульского училища лётчиков, прибыли для дальнейшего прохождения службы в гарнизон «Белая». На аэродроме в то время базировались два полка Смоленского корпуса Дальней Авиации: 25-й и 29-й. Были там ещё так называемые летающие соседи - «ПВО-шники». Они работали на истребителях дальнего перехвата Ту-128 и подчинялись своему Командующему ПВО. Жили мы с ними в одном городке, но при этом входили в разные системы, из-за чего в нашей военной жизни иногда случались разного рода казусы, которые потом широко обсуждались на местном уровне.

Жилой военный городок имел название «Средний». Располагался он неподалёку от города Усолье-Сибирское Иркутской области. Ближайшая железнодорожная станция «Тайтурка» находилась километрах в пяти от посёлка. А по автомобильной трассе в сторону Усолья до ближайшего населённого пункта с интересным названием «Мальта» было километров десять. И рядом с ним было чудесное озеро с таким же названием, где летом можно было отдохнуть, как на курорте.

Нашу группу выпускников, состоящую из 12 человек, поделили поровну, по 6 человек в каждый из двух полков. Вместе со мной в 29 полку оказались: Юрий Аксёнчиков, Юрий Батенёв, Олег Мальцев, Владимир Семёнов, Григорий Шапкин. Остальные были направлены в 25-й полк: Юрий Бочариков, Евгений Нестеров, Борис Потапов, Николай Прокопец, Пётр Рогов, Валерий Савинов.

Одновременно с нами в гарнизон прибыли 12 выпускников из дружественного Тамбовского лётного училища. Для них самолёт Ту-16 был родным. Потому что они его изучали в училище и летали на нём два курса. Поэтому для «барнаульцев» специально организовали курсы переучивания, а зачёты мы сдавали вместе. Занятия по практической аэродинамике с нами проводил тот самый майор Дудаев. Зачёты принимал он же. Как оказалось, - зачёты по всем дисциплинам «барнаульцы» сдали лучше, чем «тамбовцы», особенно по конструкции двигателя и авиационному оборудованию. Это отметили все местные специалисты, принимавшие у нас зачёты. Так что мы с огромной благодарностью вспоминали весь преподавательский состав нашей Барнаульской Учебной Базы.

Мне довелось служить в 1-й эскадрилье 29-го полка, которой в то время командовал майор Овчинников. Экипажи 1-й и 2-й эскадрильи по своему назначению были бомбардировщиками. А вот 3-я эскадрилья, которой в то время командовал тот самый майор Дудаев, специализировалась в качестве постановщиков помех. Все молодые лётчики из нашего выпуска быстро вошли в строй, и уже ранней весной, в канун женского праздника, мы всем полком перебазировались в Маган близ Якутска для отработки полётов в условиях Севера. Жили неделю в казарме, и получили от этой командировки массу незабываемых впечатлений. Летом аналогичным образом на неделю перебазировались на полевой аэродром Чаган близ Семипалатинска. Там были свои прелести, и новые впечатления.

В июле в полку произошло крупное лётное происшествие с участием заместителя командира полка, после которого Дудаев был назначен заместителем командира полка. А с весной 77-го я перевёлся в иркутскую транспортную эскадрилью, и наши пути разошлись.

4. Романтика полётов.

В Дальней Авиации мне довелось служить недолго, - всего каких-то полтора года, но впечатлений оттуда я вынес очень много. Что запомнилось более всего? Конечно же, в первую очередь запомнились грандиозные зрелища, которые можно было наблюдать только в полёте. Это невозможно описать словами, когда летишь на десятикилометровой высоте вдоль переплетённых инверсионных полос на фоне заходящего Солнца. У меня иногда возникало ощущение, что я вижу картины Неба одновременно изнутри и снаружи. И такого рода живыми гигантскими картинами между Небом и Землёй, нарисованными самой Природой, я постоянно любовался, вдыхая их красоту. И это любование, конечно же, оставило неизгладимый след в моей душе. Да, это и была та самая романтика, о которой я когда-то мечтал в стенах училища.

Ещё запомнилось полярное сияние в ночном небе. Это было в марте 76-го года, когда мы в составе всего полка перелетели на аэродром Маган под Якутском. Мы совершали ночные полёты над местностью, где до самого горизонта внизу не было ни одного огонька. Запомнился сильный мороз, до 60 градусов.

Запомнилась командировка и в другой конец – под Семипалатинск, с посадкой на грунтовый запылённый аэродром Чаган.

Запомнились также и продолжительные изнурительные полёты, само негласное название которых сегодня может быть воспринято как нечто невероятное. Они назывались полётами «на выработку топлива». Система была так устроена, что в конце каждого года приходилось специально вырабатывать топливный ресурс, чтобы на следующий учебный год нам не урезали норму. Как же всё изменилось за 25 лет! Если тогда, можно сказать, - летали с переизбытком, то сегодня лётчикам не хватает топлива даже на поддержание своих простых навыков.

5. Тот самый Дудаев.

Что я могу рассказать про того самого майора Дудаева, который впоследствии вошёл в историю как первый Президент Чечни? В моей памяти он навсегда остался как образцовый офицер и лётчик. Иногда, - как мне тогда казалось, - он бывал излишне строгим и жестковатым в отношениях со своими подчинёнными, но, эта строгость ощущалась только на фоне других командиров. Какой-то острослов назвал однажды Дудаева в шутку «Джигитом». По-моему, это была очень удачная находка. Потому что это прозвище ему очень подходило. Наверняка он знал об этом прозвище, но реагировал на него спокойно, с достоинством, и никогда не обижался.

Что касается продвижения Дудаева по служебной лестнице, то, считаю, что ему в определённой степени повезло летом 76-го года, после того, как в полку произошла страшная авария самолёта Ту-16. Ранним июльским утром перед началом полётов на разведку погоды взлетел заместитель командира полка. Сразу после взлёта резко сгустился туман, и при заходе на посадку командир экипажа снизился ниже своего допуска, продолжая искать полосу визуально. Самолёт, не долетев до полосы ровно километр, врезался в землю в районе ближнего привода и сгорел. К счастью, весь экипаж успел покинуть самолёт до того, как тот загорелся. На следующий день на полковом построении заместитель командира корпуса в очень резкой форме объявил о снятии с должности заместителя командира полка, а на его место был назначен майор Дудаев.

Осенью 76-го, в полку началась целая эпопея с обновлением учебно-методической базы, в которой мне пришлось принять самое активное участие. Под руководством Дудаева полковые «художники» трудились над изготовлением тактических схем стандартного размера «Два двадцать на метр восемьдесят». Работа эта была каторжной. Легче было ходить через день в наряды или помощником руководителя полётов. Но, зато в благодарность за это мне удалось в числе «особо приближённых» немного раньше своих коллег выполнить полёты на присвоение квалификации «Лётчик 3-го класса», - что открывало возможность попасть на курсы подготовки командиров кораблей. И всё у меня шло по плану, только вот с госпиталем вышла заминка, и потому на своей карьере в Дальней Авиации пришлось ставить крест.

Зимой 77-го года я предпринимал усиленные попытки перевестись любым способом в иркутскую транспортную эскадрилью. На этой почве у меня и сложились с Дудаевым напряжённые отношения. Поскольку лётная карьера меня уже стала мало интересовать, то я нашёл себе покровителей из высшего командования штаба корпуса. Главный штурман корпуса и главный инженер курировали свои учебно-методические классы, которые также требовалось обновить. Поэтому мне удалось с ними договориться, и я временно поступил в их распоряжение. Но однажды мне срочно потребовалось отлучиться из гарнизона по личным делам. С высоким начальством я тогда договорился, но от местного начальника официального разрешения не получил. За это и досталось мне от самого Дудаева. Не помню, как он тогда узнал о моей отлучке, но отчитал он меня по полной программе со всей строгостью, и лично проследил, чтобы его взыскание занесли в мою учётную карточку. С него открылась плохая страница в моей учётной карточке, которая до этого времени пустовала. На меня с его «лёгкой» руки повесили серьёзное служебное взыскание за самовольный выезд из гарнизона в рабочее время и подрыв боеготовности. Хотя я пытался объяснить ему, что в состав боевых экипажей меня уже не включали, и что я был приказом включён в группу оформителей, и что я отпросился у своего старшего группы. На что он кратко возразил, что мне надо было поставить в известность начальника штаба полка. Естественно, что как начальник, он был прав, и мне ничего не оставалось, как смириться. Зато на долгую память осталась та памятная запись.

(Продолжение следует…) 18 мая 2002 г.